Ричард Штерн - Вздымающийся ад [Вздымающийся ад. Вам решать, комиссар!]

— Если он вам нужен, мы его доставим, — ответил Поттер.

Гиддингс сказал:

— И что гораздо важнее, если Льюис уже закончил свои расчеты, то нужно послать несколько человек и выяснить, нельзя ли подать напряжение хотя бы на один лифт.

Нат щелкнул пальцами:

— Его бригадир… как же его зовут? Пит? Пат Харрис.

Он взглянул на Гиддингса и увидел, что тот понял. Для Брауна объяснил:

— Нам нужен он. И несколько его людей. Возможно, это поможет, возможно, нет, но стоит попробовать. — Он помолчал. — Но Харрис нам нужен и по другой причине. Саймон не делал изменения собственноручно. Харрис должен о них знать.

Патти откашлялась. Она оказалась в этом мужском мире одна и немного робела, но здесь ей было хорошо. Сколько строек прошла она вместе с отцом? Сколько раз сидела в таких же трейлерах, прислушиваясь к разговорам и дожидаясь, когда же кончатся технические дебаты и они вместе отправятся куда-нибудь? Сколько сведений она при этом неосознанно впитала?

— Есть еще кое-кто, знающий обо всех изменениях, — сказала она и тут же запнулась. Но потом продолжила: — Инспектор, который принимал работу. Кто он?

Нат тихо повторил:

— Умница девочка.

Гиддингс сказал:

— Ну, это мы выясним, черт возьми, и притащим этого говнюка сюда. Я его знаю в лицо. Зовут его… — он долго вспоминал, — Гарри. Как дальше, не знаю, но выясню.

Мэр Рамсей вышел из канцелярии в поисках своей жены. Нашел ее, одиноко стоящую у окон, выходящих на широкую сверкающую реку. Когда подошел, она улыбнулась.

— Ты такой серьезный, Боб, — сказала она. — Действительно все так плохо, как намекал Бент?

— К сожалению, да.

— Ну, вы что-нибудь придумаете.

— Нет. — Мэр покачал головой. — Думать придется специалистам — Бену Колдуэллу, его парню там внизу или Тиму Брауну.

Он помолчал, криво улыбаясь.

— А все приказы будет отдавать Бент, а не я.

— Но это твой город, Боб.

Он снова возразил, покачав головой:

— Бывают минуты, когда человек должен признать чужое превосходство. Тут мне с Бентом не сравниться.

— Это глупости, — нежно улыбнулась Паола. — А если ты не выбросишь из головы такие мысли, я рассержусь. Ты лучше всех, кого я когда-либо знала.

Рамсей помолчал, глядя на реку, словно она его завораживала.

— Бент сегодня обронил одно замечание. Заявил, что это здание — еще одно стадо динозавров. — Он улыбнулся жене: — В этом есть доля правды. Возможно, у меня было слишком много работы и просто не хватило времени это осознать.

— Я тебя не понимаю, Боб.

— Так ли почетно построить что-то крупнейшее в мире? Крупнейшую пирамиду, или корабль, или самое большое здание? Или, если уж зашла речь, самый большой город. Динозавры тоже были крупнейшими, и в этом была их погибель. Это точка зрения Бента.

Он покачал головой:

— Нет, критериями должны быть целесообразность и качество, и прежде всего — необходимость. Нам это нужно? Это в наших силах? Вот два вопроса, которые нужно бы всегда задавать в самом начале и ответы на них записывать несмываемыми чернилами и большими буквами, чтобы не забывались.

— А ты этого не сделал? — спросила Паола.

— Я допустил, что этого не сделал город. Нужно ли ему такое здание? Ответ — нет. Конторских помещений вполне достаточно. Более чем достаточно. И я мог всему этому помешать. Вместо того я оказал всяческую помощь, которую только может предложить мэрия. Другая причина — тщеславие, ну как же, здание, которое поразит весь мир!

— Но так и будет, Боб.

Мэр открыл рот, но передумал и промолчал. Потом только сказал:

— Возможно.

Не имело смысла преждевременно оглашать приговор.

Паола продолжала:

— Тридцать пят лет кое-что да значат, Боб. За эти годы можно как следует узнать человека. Вот я стою с тобой, размышляю и знаю, что у тебя в голове. — Она улыбнулась. — Тут ведь есть телефоны. Мы могли бы воспользоваться одним из них, как ты думаешь?

Мэр нахмурился.

— Мы могли бы позвонить Джилл, — продолжала Паола. — Она хотела посмотреть репортаж об открытии. Будет страшно беспокоиться.

— Это хорошая мысль. — Он уже улыбался той мальчишеской улыбкой, которую так хорошо знали избиратели. — По крайней мере ее успокоим.

— Я не совсем это имела в виду, — ответила Паола.

— Тогда подождем. — Мальчишеская улыбка тут же исчезла. — Нет никаких оснований для паники.

— Для паники нет, Боб, но настало время перестать делать вид, что все идет как надо. Те вертолеты — что они могут? Те пожарные, о которых Бент говорит, что они идут вверх по лестницам… — Паола покачала головой. Ее улыбка была нежной и даже понимающей, но голос выражал несогласие. — Последняя безумная попытка покорения вершины Эвереста — зачем? Чего они хотят достичь?

— Черт возьми, — ответил мэр, — человек так просто не сдается.

— Я тоже не сдаюсь, Боб.

— Возможно, я тебя не понял, — медленно сказал мэр, — но что тогда ты хотела сказать Джилл?

— В основном всякие пустяки.

— И что ты именно хотела сказать?

Паола иронически улыбнулась. Но ее улыбка тут же исчезла. И Паола тихонько ответила:

— О’ревуар. Я хотела бы еще раз услышать ее голос. Хотела, чтобы она слышала наши голоса. Хотела сказать ей, где в нашем огромном доме лежит фамильное серебро — серебро бабушки Джонс. Хотела, чтобы она знала, где некоторые мои драгоценности, часть из них подарил ты, часть в нашей семье уже несколько поколений, — они в сейфе в филиале Ирвинг Траст на углу Сорок второй и Парк-авеню, и что ключ в моем туалетном столике.

А кроме этих материальных проблем, я бы хотела, чтобы она знала, что не обманула наших надежд, хотя и развелась. Чтобы поняла, что мы знаем, каким адом были для нее бесконечные телекамеры, репортеры и микрофоны в доме, из-за которых и для нас, знающих жизнь, было тяжело сохранить реальный взгляд на вещи, а тем более для нее, почти ребенка, с самого начала привыкшей видеть мир как конфетку, которая принадлежит ей, еще до того, как она это заслужила. И что человек все должен заслужить сам.

Хочу, чтобы она была счастлива, чтобы нашла свою судьбу, и потому ей будет лучше, что нас не станет, потому что не будет убежища, куда она может спрятаться, где может плакать и жаловаться.

Но больше всего я хочу, Боб, чтобы она знала то, что есть и всегда было правдой, — что мы ее ужасно любим, что мы счастливы, что она у нас есть и что сейчас, попав в дурацкую западню здесь, наверху, мы думаем только о ней.

Наверняка, ей это немного поможет, прибавит ей больше сил, чем когда-либо до сих пор.

Паола замолчала.

— Это кое-что из тех пустяков, о которых я хотела с ней поговорить, Боб. Или — не стоит?

Мэр взял ее под руку. Голос его звучал нежно.

— Пойдем поищем какой-нибудь телефон, — сказал он.

Кэри Уайкофф нашел сенатора Петерса, опиравшегося о стену и разглядывавшего зал.

— Я смотрю, вы совершенно спокойны, — заметил конгрессмен.

Это прозвучало как обвинение.

— А вы что предлагаете? — спросил сенатор. — Произнести речь? Собрать комиссию? Составить заявление или передать дело в суд? — Он помолчал, а потом совсем иным тоном продолжал: — Или позвонить в Белый дом, свалить всю вину на власти, а потом позвонить Джеку Андерсену и рассказать ему, как тут идут дела?

Уайкофф возмутился:

— Вы и Бент Армитейдж обращаетесь со мной, как с мальчишкой, у которого еще молоко на губах не обсохло.

— Это, наверно, потому, сынок, — ответил сенатор, — что вы иногда ведете себя именно так. Не всегда, только иногда. Как, например, сегодня. — Он обвел взглядом зал. — Здесь полно глупцов, которые понятия не имеют, что происходит. Вам уже доводилось видеть панику? Настоящую панику? Толпу, охваченную животным ужасом?

— А вам? — спросил Уайкофф и тут же подумал, что вопрос этот излишен. Джейк Петерс никогда не вступал в дискуссию с незаряженным револьвером.

— В шестьдесят четвертом году я был в Анкоридже, когда произошло землетрясение, — сказал сенатор и после паузы продолжал: — Вы никогда не попадали хотя бы в небольшое землетрясение? Нет? Мне кажется, это ни с чем не сравнимо. Человек всегда считает землю чем-то надежным, неизменным и безопасным. И когда она начинает колебаться под ногами, то спасения искать негде. — Он махнул рукой. — Но Бог с ним. Да, я уже пережил панику. И не хотел бы этого еще раз. Особенно здесь.

— Вы правы, — ответил Уайкофф, — я тоже. Что вы хотите предпринять?

— Перестать подпирать стену, — ответил сенатор и так и сделал.

Рассерженный Уайкофф раскрыл было рот, но тут же снова закрыл.

— Не надо нервничать, — продолжал сенатор. — Я не собираюсь насмехаться над вами. Потрогайте стену. Ну как, горячо? Я стоял, прислонившись к ней, и чувствовал, как она раскаляется. Это происходит очень быстро. Видимо, это означает, что по шахтам в ядре здания поднимается горячий воздух, возможно и пламя. — Он посмотрел на часы и невесело усмехнулся. — Быстрее, чем я думал.